Расписной саркофаг, найденный 2 февраля 1900 г. в Керчи, является одним из самых известных, можно сказать, хрестоматийно известных памятников художественной культуры Боспора первых веков н.э. Его обнаружили «счастливчики», и, по их словам, в нём они нашли следующие предметы: золотой перстень с резным камнем, изображающим мужчину возле гермы, три круглые золотые пластинки, три пластинки и остатки золотых листьев. Исследователи обычно относят этот саркофаг к I в. н.э., лишь П. Бургундер датирует его не ранее второй половины II в. н.э.
Главный интерес каменного саркофага, конечно, связан с его росписью, нанесённой по слою штукатурки. Особенности орнаментации относится к так называемому «цветочному» стилю, столь характерному для боспорских расписных склепов первых веков н.э., – стенки покрыты изображениями растительных побегов, листьев и лепестков цветов. Пространство каждой из длинных стен разделено изображениями коринфских колонн на три поля (интерколюмния); ещё два поля представляют короткие стены. Таким образом, общее их число составляет восемь; поля имеют различную ширину, и представленные в них изображения ни разу не повторяются.
На одной из коротких стен изображена гирлянда, на примыкающем к углу поле представлена сцена трапезы, мастерская художника, юноша с лошадью. На второй короткой стороне изображены гротескные танцующие фигуры, которые обычно именуют пигмеями. На длинной стороне сначала представлена сидящая женщина, затем два всадника, стоящие один перед другим, три музыканта. На первый взгляд все эти композиции на стенках саркофага представлены абсолютно произвольно и никак не связаны друг с другом. Исследователи видят здесь как сцены, связанные с представлениями боспорян о загробном мире (пляшущие пигмеи, загробная трапеза), так и сцены повседневной жизни (всадники, мастерская художника и пр.).
Но по мнению Ю. А. Виноградова все изобразительные композиции представлены на своих, строго определённых местах. По Ю. А. Виноградову цветочный стиль росписи с изображением на стенах склепов сплошного покрова из растительных побегов, листьев и лепестков создаёт образ некоей фантастической страны, наполненной яркими красками и благоуханием, изображение музыкантов прямо указывает на то что, в этой стране звучит музыка. Крышка саркофага по форме имитирует типичный свод боспорских склепов. Как и они, она семантически соответствует образу сакрального неба. Покрывающая её голубая краска, разбросанные растительные побеги и лепестки цветов, а также изображения двух птиц не позволяют предложить иной трактовки.
Ю. А. Виноградов предлагает рассматривать композицию со сцены, где изображены пигмеи. Скорее всего, именно к этой стенке покойный был обращён ногами, а гирлянда была в головах. Изображение пляшущих пигмеев с двумя булавами в каждой руке (именно так понимают эти предметы) имеют очень важную семантическую нагрузку. Обычно их трактуют как апотропеи, призванные защитить гробницу от нежелательных вторжений. Пигмеи служат символом того мира, наполненного многочисленными зловредными демонами, сквозь который душе усопшего пришлось пройти на пути в «райские кущи». Этот мир, безусловно, следует считать очень опасным, грозящим душе многими бедами.
Боковую стенку следует понимать как вход в сакральный мир, в котором прежде всего усопшего ожидает встреча с каким-то важным персонажем. В склепе Деметры, например, это фигуры Гермеса и нимфы Калипсо. Встреча имеет принципиально важное значение. Не трудно понять, что пределов этой чудесной страны достигали души, т.е., как их обычно понимают, некие бестелесные субстанции, но внутри неё царит вполне телесная жизнь, наполненная пирами и всякого рода забавами. А это означает, что душа усопшего здесь с божественной помощью перерождается или, можно сказать, возрождается к новой жизни «во плоти и крови».
В саркофаге 1900 г. справа изображена сидящая на троне женщина, явно богиня, на коленях она держит маленького ребёнка. Справа к богине приближается другая, несущая на подносе сосуды с яствами. Слева изображен молодой мужчина, опирающийся локтем на невысокую колонну. Он находится в окружении предметов, характерных для символики рельефов боспорских погребальных стел – колонна, конь без седла, горит с луком. Последний, несомненно, демонстрирует семантическую связь «герой – бог – героизированный человек». В боспорском погребальном искусстве этот предмет следует понимать как указание на связь героизированного с богиней, в данном случае на связь не в прошлом и не в настоящем, а в будущем.
Третью семантическую группу составляют две очень важные композиции. Справа изображены фигуры двух всадников; левый безоружен и молод, а правый с луком у пояса в руке держит кнут. Слева представлена мастерская художника. Первая композиция вполне характерна для понимания мира, в котором оказывались герои после смерти. Их жизнь занимали пиры, охота на диковинных зверей, поединки с подобными им героями, конные прогулки, путешествия в поисках богини, встречи с ней и т.п.
Сцена загробного пира является обычной, но и самой главной на памятниках боспорского погребального искусства. Ее герой изображён бородатым, он возлежит на ложе, рядом с ним восседает богиня, напротив расположен столик с витыми ножками. Напротив пирующих расположены три музыканта, средний играет на ручном органе, а стоящие по бокам от него – на флейтах. Вряд ли стоит полагать, что они исполняют траурные мелодии, связанные с проводами усопшего в последний путь. Праздничная музыка вполне уместна в обители богов и героев. Сцены этого торжества явно были изображены по сторонам от головы погребённого.
На торцовой стене, над головой покойного представлена гирлянда, а точнее – погребальный венок. Этот предмет не был простым украшением, его значение гораздо глубже, недаром подобные предметы можно видеть на стенах почти всех расписных боспорских склепов. По существу это мешок или чехол с тесёмками для завязывания на обоих концах, который набивался растительными побегами, скорее всего, колючими – местами побеги прорывают ткань мешка. М.И. Ростовцев обоснованно признал, что мешки-гирлянды были важным атрибутом погребальной церемонии, символизировавшим возрождение усопшего к новой, блаженной жизни.
Росписи саркофага 1900 г., как видим, рисуют загробный мир ярким и счастливым. Именно таковым представлялся он боспорянам, если судить по сохранившимся памятникам изобразительного искусства. Вполне очевидно, что он никак не соответствует мрачному царству Аида, нарисованному Гомером в «Одиссее». Античная письменная традиция, однако, сохранила и другие описания загробного мира. К примеру, Овидий в «Метаморфозах», описывая спуск Орфея в мир теней в поисках Эвридики, тоже называет его «безрадостным царством».
